— Верно. Но это было на самом деле, хотя не сразу и поверишь. С тех пор прошло лет 60—70, если не больше.

— Но что конкретно сказал Монти?

— Письма или какие-то бумаги, — ответил Томми. — Нечто, что может вызвать или вызвало политическую пертурбацию. Письма или бумаги, которые испортят всю малину кому — то, кто стоит у власти, а не должен бы там стоять. Масса интриг, и все многолетней давности.

— Времен Мэри Джордан? Звучит маловероятно, — сказала Таппенс. — Наверняка ты заснул в поезде по дороге, и тебе все это приснилось.

— Может и приснилось, — отозвался Томми. — Согласен, звучит не очень-то убедительно.

— Ну, раз уж мы здесь живем, — сказала Таппенс, — можно и поискать.

Ее глаза пробежали по комнате.

— Я бы не сказала, что здесь что-то может быть спрятано, как ты считаешь, Томми?

— Да, глядя на дом, этого не скажешь. С тех пор здесь жило много людей.

— Да. Одна семья за другой, как я понимаю. Разве что это спрятано на чердаке или в подвале. А может, закопано под полом беседки. Где угодно.

— По крайней мере, увлекательное занятие, — сказала Таппенс. — Возможно, когда нам нечего будет делать, а наши спины будут болеть после посадки луковиц тюльпанов, мы можем немного порыскать вокруг. Просто подумать. Начнем с: «Если бы я захотел что-то спрятать, куда бы я это положил, так, чтобы найти это было нелегко?»

— Не думаю, чтобы такое место было, — сказал Томми. — В доме ковырялись рабочие, сад разрывали садовники, здесь жили разные семьи, по дому ходили агенты по продаже недвижимости и кто угодно.

— И все же. Может, где-нибудь в заварнике.

Таппенс поднялась на ноги, подошла к каминной полке, встала на табуретку и достала китайский заварник. Сняв крышку, она заглянула внутрь.

— Ничего, — сказала она.

— Очень неподходящее место, — заметил Томми.

— Ты полагаешь, — поинтересовалась Таппенс, скорее с надеждой, чем с отчаянием, — что кто-то хотел убрать меня с дороги и специально ослабил оконную раму, чтобы стекло упало на меня?

— Вряд ли, — сказал Томми. — Скорее всего, предполагалось, что оно упадет на старого Айзека.

— Ты меня разочаровал. Я предпочитаю думать, что едва спаслась от смерти.

— Ну, тебе лучше поберечься. Я тоже буду присматривать за тобой.

— Ты постоянно суетишься из-за меня, — сказала Таппенс.

— Это очень любезно с моей стороны, — сказал Томми. — Ты должна быть рада, что у тебя есть муж, который суетится из-за тебя.

— Никто не пытался застрелить ТЕБЯ в поезде или свести его с рельсов, а? — спросила Таппенс.

— Нет, — ответил Томми, — но теперь, прежде чем садиться в машину, нам надо будет проверить тормоза. Разумеется, все это — полнейшая нелепость, — добавил он.

— Разумеется, — согласилась Таппенс. — Совершенная нелепость. И все же…

— Что?

— Ну, занятно выдумывать такие вещи.

— Типа того, что Александра убили, потому что он что-то знал? — спросил Томми.

— Он знал, кто убил Мэри Джордан. «Это сделал один из нас…» Лицо Таппенс посветлело. — НАС, — с ударением повторила она. — Мы должны узнать все про этих НАС. Некто, живший раньше в этом доме. Вот преступление, которое мы должны раскрыть. Для, этого надо вернуться в прошлое — где и как это произошло. Такого нам еще не приходилось делать.

Глава 5

Способы розыска

— Где тебя носило? — спросил ее супруг, вернувшись на следующий день в семейную резиденцию.

— Ну, последнее место, где я была, — это подвал, — ответила Таппенс.

— Заметно, — сказал Томми. — О да, заметно. Ты знаешь, что твои волосы все в паутине?

— Неудивительно. В подвале полно паутины. Впрочем, больше там ничего нет, — добавила Таппенс, — за исключением нескольких бутылок лавровишневой воды.

— Лавровишневой воды? — переспросил Томми. — Интересно.

— Да? — отозвалась Таппенс. — Ее пьют? Что-то мне не верится.

— Нет, — сказал Томми. — Если не ошибаюсь, ею смазывали волосы мужчины, а не женщины.

— Видимо, ты прав. Помню, мой дядя — у меня был дядя, который пользовался лавровишневой водой. Его друг привозил ее ему из Америки.

— Правда? Интересно.

— Мне это не кажется интересным, — сказала Таппенс. — По крайней мере, нам это не поможет. Я имею в виду, в бутылке лавровишневой воды ничего не спрячешь.

— Ах, вот чем ты занималась.

— Надо же откуда-то начинать, — сказала Таппенс. — Возможно, твой приятель сказал тебе правду, и в доме что-то спрятано, хотя трудно представить, где оно может быть спрятано — потому что когда продаешь дом или умираешь, из дома все выносится, верно? Я имею в виду, наследники выносят мебель и продают ее, а если она и остается, ее продают следующие хозяева. Так вот все, что осталось, скорее всего принадлежит предпоследнему жильцу, или, в лучшем случае, тому, кто жил здесь перед ним.

— Зачем тогда кому бы то ни было хотеть покалечить тебя или меня и заставить нас уехать отсюда, если здесь нет ничего такого, что мы могли бы найти?

— Ну, это была твоя идея, — сказала Таппенс. — Возможно, она абсолютно неверна. Так или иначе, время потрачено не зря. КОЕ-ЧТО я все-таки нашла.

— Что-то, связанное с Мэри Джордан?

— Не особенно. В подвале, как я уже сказала, ничего особенного нет. Там стоят какие-то старые приспособления, видимо, для фотографирования. Знаешь, лампа для проявления, которой пользовались раньше, с красным стеклом, и лавровишневая вода. Каменные плиты совсем не выглядят так, словно их можно приподнять и что-нибудь спрятать под ними. Там стоят несколько прогнивших ящиков, несколько сундуков и пара старых чемоданов, но в них уже невозможно ничего положить. Они развалятся на части, если пнуть их ногой. Нет, подвал отпадает.

— Жаль, жаль, — сказал Томми. — Никакого, значит, удовлетворения.

— Ну, кое-что любопытное там нашлось. Я сказала себе — надо же говорить себе что-нибудь, — сейчас мне лучше подняться наверх и снять с себя паутину, прежде чем продолжать разговаривать.

— Неплохая идея, — согласился Томми. — Так ты мне больше понравишься.

— Если ты стремишься к настоящим чувствам вроде Дарби и Джоун, — сказала Таппенс, — ты должен, глядя на меня, думать, что твоя жена всегда выглядит прекрасно, сколько бы ей ни было лет.

— Милая Таппенс, — ответил Томми, — для меня ты выглядишь превосходно. А комок паутины, свешивающийся с твоего левого уха, выглядит очень привлекательно. Прямо как кудряшки, в которых воплощают императрицу Южени в кино. Знаешь, повторяет изгиб шеи. А у тебя там еще и паучок сидит.

— О, — проговорила Таппенс, — это мне не нравится. Она смахнула рукой паутину, поднялась к себе и только потом присоединилась к Томми. Ее ждал стакан. Она бросила на него неуверенный взгляд.

— Ты, случаем, не налил мне лавровишневой воды, а?

— Нет. Я и сам не горю желанием пить ее.

— Ну ладно, — сказала Таппенс, — если я могу продолжить…

— Да-да, пожалуйста, — сказал Томми. — Ты все равно продолжишь, но мне хочется считать, что это потому, что я упросил тебя.

— Ну, я и спросила себя: «Если бы я хотела что-нибудь спрятать в этом доме, так, чтобы не нашли другие, какой бы я выбрала тайник?»

— Очень логично, — отметил Томми.

— И я задумалась: куда же здесь можно прятать вещи? Одно из таких мест, конечно же, — живот Матильды.

— Прости, не понял, — сказал Томми.

— Живот Матильды. Лошадь — качалка. Я тебе рассказывала о ней. Она приехала из Америки.

— Надо же, сколько всего прибыло из Америки, — заметил Томми. — Ты сказала, что лавровишневая вода тоже оттуда.

— Ну, у лошади в животе есть дыра. Мне рассказал о ней старый Айзек. В нее набили всякую старую бумагу, ничего интересного. Но в такое место можно что-то спрятать, верно?

— Вполне.

— И, конечно, Вернаялюбовь. Я еще раз осмотрела Вернуюлюбовь. Сиденье из старой прогнившей плащевой ткани, но в нем ничего нет. Тем более личных вещей, которые могли кому-нибудь принадлежать. Вот я и вернулась к книжному шкафу и книгам. В книгах нередко прячут вещи. А мы так и не закончили книжную комнату наверху, верно?