— Ты имеешь в виду, не было ли за последние два дня покушений на мою жизнь? Нет. Никто не приглашал меня на пикник. Тормоза машины в порядке, в сарае стоит банка садового яда, но ее еще не открывали.

— Айзек приготовил ее на тот случай, если ты как-то выйдешь в сад с сэндвичами.

— Бедный Айзек, — сказала Таппенс. — Перестань наговаривать на него. Он становится одним из моих лучших друзей. Подожди-ка — это напоминает мне…

— О чем?

— Забыла, — проговорила Таппенс, моргая. — Когда ты сказал про Айзека, мне что-то пришло в голову.

— Надо же, — сказал Томми и вздохнул.

— Об одной старой даме говорили, — сказала Таппенс, — что она каждый вечер прятала свои сережки в варежки. Та самая, которая считала, что ее хотят отравить. А еще кто-то вспомнил другую женщину, которая клала вещи в коробочку для сбора пожертвований — знаешь, такую фарфоровую штучку для найденышей и бродяг, с наклейкой. Но, судя по всему, она не предназначалась для найденышей и бродяг. Она прятала туда пятифунтовые бумажки, чтобы у нее был запас, а когда коробочка наполнялась, она забирала ее, покупала другую коробочку, а ту разбивала.

— И тратила деньги, я полагаю?

— Видимо, да. Мой кузен Эмлин любил повторять, — и Таппенс процитировала: «никто ведь не станет грабить найденышей, бродяг и миссионеров. Если кто-нибудь разобьет такую коробку, кто-нибудь обязательно заметит, верно?»

— Ты, когда просматривала книги наверху, не находила там сборники тоскливых проповедей, а?

— Нет. А что? — спросила Таппенс.

— Мне просто подумалось, что какая-нибудь скучная теологическая книжка — хороший тайник. Старая потрепанная книга с вырезанными внутри страницами.

— Ничего такого там не было, — сказала Таппенс. — Я бы заметила.

— Ты бы стала читать такую?

— Нет, конечно.

— Вот видишь, — сказал Томми. — Ты бы не стала ее читать и скорее всего просто выбросила.

— Помню книгу под названием «Венец успеха», — сказала Таппенс. — Аж два экземпляра. Что ж, будем надеяться, что наши усилия увенчаются успехом.

— Что-то мне не верится. Когда-нибудь, наверное, и мы напишем книгу под названием «Кто убил Мэри Джордан?»

— Если узнаем, кто, — мрачно произнесла Таппенс.

Глава 4

Возможности оперирования Матильды

— Чем собираешься сегодня заниматься, Таппенс? Поможешь мне со списками имен и дат?

— Вряд ли, — ответила Таппенс. — Я уже этим занимаюсь. Очень утомительное занятие — все записывать. Время от времени я начинаю сбиваться, верно?

— Трудно возразить. Несколько ошибок ты допустила.

— Даль, что ты такой аккуратный, Томми. Меня это иногда раздражает.

— Но что ты будешь делать?

— Я бы немного подремала. А, нет, я не хочу отдыхать, — сказала Таппенс. — Я, пожалуй, вытащу из Матильды внутренности.

— Извини, не понял.

— Я говорю, вытащу из Матильды внутренности.

— Что с тобой? Откуда такие кровожадные наклонности?

— Матильда, которая в КК.

— Что значит, «которая в КК»?

— Ну, где сложен весь хлам. Ты же знаешь, лошадь — качалка с дырой в животе.

— А-а. И ты собираешься залезть ей в живот?

— Вот именно, — кивнула Таппенс. — Хочешь пойти помочь мне?

— Не очень, — ответил Томми.

— Не будешь ли ты так любезен пойти помочь мне? — повторила Таппенс.

Томми глубоко вздохнул.

— Придется заставить себя согласиться. Все лучше, чем составлять списки. Айзек пришел?

— Нет. Сегодня, кажется, у него выходной. Да нам он и не нужен. Я выжала из него все, что могла.

— Он многое знает, — задумчиво проговорил Томми. — Я установил это недавно, когда он рассказывал мне о всяких давно прошедших событиях. Тех, которые он и сам не помнит.

— Ну, ему уже, должно быть, под восемьдесят, — сказала Таппенс. — Я в этом уверена.

— Да, я знаю, но события очень давние.

— О чем только люди не знают понаслышке, — заметила Таппенс. — И никогда не знаешь, насколько верно то, что они говорят. Но идем вытаскивать внутренности Матильды. Мне, пожалуй, лучше сначала переодеться, потому что в КК масса пыли и паутины, а ним придется залезать ей вовнутрь.

— Можно заставить Айзека перевернуть ее, чтобы к ней было легче подступиться.

— Ты говоришь так, будто в прошлой жизни был хирургом.

— Кто его знает, может, так оно и было. Мы собираемся извлечь из нее чужеродные тела, что может сказаться на жизни Матильды, сколько там от нее осталось. Мы можем покрасить ее, и, возможно, когда к нам в следующий раз приедут близнецы Деборы, они могут захотеть покататься на ней.

— О, — у наших внуков и без того хватает игрушек и подарков.

— Это не имеет значения, — возразила Таппенс. — Детям не очень нравятся дорогие подарки. Они охотнее играют со старым куском проволоки, или тряпичной куклой, или с чем-то, что они называют медвежонком, но что на самом деле является свернутым куском коврика, на который — нашиты черные пуговицы от ботинок. У детей свои представления об игрушках.

— Ну, пошли, — сказал Томми. — Вперед, к Матильде. В операционную.

Поставить Матильду в положение, подходящее для предстоящей операции, оказалось не так-то легко. Матильда обладала ощутимым весом. Кроме того, она была утыкана гвоздями, некоторые из которых торчали остриями наружу. Таппенс стерла с руки кровь, а Томми выругался, когда гвоздь зацепился за его свитер, который тут же довольно сильно порвался.

— Черт бы побрал эту проклятую лошадь, — чертыхнулся он.

— Ее давно следовало спалить на костре, — отозвалась Таппенс.

В этот момент как из — под земли появился старый Айзек и направился к ним.

— Что это! — в удивлении воскликнул он. — Что вы задумали? Что вы хотите сделать с лошадью? Вам помочь? Что вы хотите сделать — вынести ее отсюда?

— Не обязательно, — ответила Таппенс. — Мы хотим перевернуть ее, чтобы удобнее было залезть вот в эту дыру.

— Вы хотите повытаскивать из нее все? И как вам только такое в голову пришло?

— Да, — сказала Таппенс, — именно это мы и хотим.

— Но что вы рассчитываете там найти?

— Ничего, кроме мусора, — сказал Томми. — Но было бы неплохо, — с сомнением добавил он, — немного навести порядок. Возможно, мы будем держать здесь другие вещи. Скорее всего, игры, крокетный набор и все такое прочее.

— Здесь было когда-то крокетное поле — давно, еще во времена миссис Фокнер. Да. Там, где сейчас розовый садик. Маленькое, правда.

— Когда? — спросил Томми.

— Что, крокетное поле? О, еще до меня. Всегда найдутся люди, которые захотят рассказать тебе, как все было раньше, как что-то прятали, и кто, и зачем. Что только не плели, а чаще выдумывали. Что-то, может, и правда.

— Какой вы умный, Айзек, — сказала Таппенс. — Вы всегда все знаете. Откуда вы знаете о крокетном поле?

— А, здесь стояла коробка с крокетными принадлежностями. Много лет. От нее уже, верно, ничего не осталось.

Таппенс покинула Матильду и направилась в угол, где стояла длинная деревянная коробка. С годами крышка почти вросла в коробку, и она с трудом приподняла ее. Внутри оказался выцветший красный мячик, голубой мячик и один погнутый и искореженный молоточек. Много места было занято паутиной.

— Никак еще со времени миссис Фокнер. Говорили, что она в свое время играла в соревнованиях, — сказал Айзек.

— В Уимблдоне? — недоверчиво спросила Таппенс.

— Нет, кажется, не в Уимблдоне. Нет. В местных соревнованиях. Здесь проводились соревнования. Я вот видел снимки у фотографа…

— У фотографа?

— Ну, да. В деревне. Дарренс: Вы ведь знаете Дарренса?

— Дарренс? — рассеянно повторила Таппенс. — А, он продает пленки и все такое прочее, да?

— Правильно. Учтите, тот, который сейчас, — не старый Дарренс. Это его внук, или правнук, — не удивлюсь. Он в основном продает открытки, знаете ли, рождественские открытки и прочее. Он и фотографии делал. Где-то у него хранится целая куча старых фотографий. Кто-то к нему заходил на днях. Говорят, искала фотографию своей прабабушки. У нее, мол, была одна, но она ее то ли разбила, то ли сожгла, то ли потеряла, и хотела узнать, не сохранился ли негатив. Кажется, не нашла. Но у него где-то лежит большая стопка старых альбомов.